Функциональносмысловые типы речи — задания для подготовки к ЕГЭ

(1) Слепой лежал тихо, сложив на груди руки и улыбаясь. (2) Оберегая нервы Рабида, профессор не сказал ему, что операция удалась, что он, безусловно, станет вновь зрячим. (3) Какой-нибудь десятитысячный шанс на неудачу мог обратить всё в трагедию.

(4) Среди мучительного напряжения, ожидания и всяких предположений Рабид услышал голос подходящей к нему Дэзи Гаран. (5) Это была девушка, служившая в клинике; часто в тяжёлые минуты Рабид просил её положить ему на лоб свою руку. (6) И теперь он с удовольствием ожидал, что эта маленькая дружеская рука слегка прильнёт к его онемевшей от неподвижности голове.

(7) Когда она отняла руку, он, так долго смотревший внутрь себя и научившийся безошибочно понимать движения своего сердца, понял ещё раз, что главным его страхом за последнее время стало опасение никогда не увидеть Дэзи. (8) Ещё когда его привели сюда и он услышал стремительный женский голос, распоряжавшийся устройством больного, в нём шевельнулось отрадное ощущение нежного и стройного существа, нарисованного звуком этого голоса. (9) Это был тёплый, весёлый и близкий душе звук молодой жизни, богатый певучими оттенками, ясными, как тёплое утро. (10) Постепенно в нём отчётливо возник её образ, произвольный, как все наши представления о невидимом, но необходимо нужный ему. (11) Разговаривая в течение трёх недель только с ней, подчиняясь её лёгкому и настойчивому уходу, Рабид знал, что начал любить её уже с первых дней; теперь он стремился выздороветь прежде всего ради неё.

(12) И он совершенно не знал, что эта девушка, голос которой делал его таким счастливым, думала о его выздоровлении со страхом и грустью, так как была некрасива. (13) Он был слеп, и она могла спокойно смотреть на себя его внутренним о ней представлением, которое он выражал не словами, а всем своим отношением, и она знала, что он любит её.

(14) Наступил час испытания. (15) В два счёта повязка была снята. (16) Рабид понял, что прозрел. (17) Теперь он нетерпеливо ждал, когда уйдут все люди, возвратившие ему зрение, чтобы позвать Дэзи и сказать ей всё самое главное.

(18) Узнав, что операция удалась блестяще, Дэзи вышла с улыбкой на лице и казнью в душе к дверям, за которыми всё так необычайно переменилось. (19) И, припомнив со всей быстротой последних минут многие мелочи их встреч и бесед, она поняла, что он точно любил её. (20) Коснувшись двери, она помедлила и открыла её. – (21) Кто вы? – вопросительно улыбаясь, спросил Рабид.

– (22) Правда, я как будто новое существо для вас? – сказала она, мгновенно возвращая ему звуками голоса всё их короткое, таящееся друг от друга прошлое.

(23) В его чёрных глазах она увидела нескрываемую, полную радость, и страдание отпустило её. (24) Не произошло чуда, но весь её внутренний мир, вся её любовь, страхи, самолюбие и отчаянные мысли и все волнения последней минуты выразились в такой улыбке залитого румянцем лица, что вся она, со стройной своей фигурой, казалась Рабид звуком струны, обвитой цветами. (25) Она была хороша в свете любви.

– (26) Теперь, только теперь, – сказал Рабид, – я понял, почему у вас такой голос, что я любил слышать его даже во сне.

(27) В этот момент его, рождённое тьмой, точное представление о ней было и осталось таким, какого не ожидала она.

*Александр Грин (1880 – 1932) – русский писатель-прозаик, поэт, создатель вымышленной страны, в которой происходит действие многих его произведений, в том числе самых известных романтических книг – «Бегущая по волнам» и «Алые паруса».

(1)Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! (2)Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? (3)Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений.

(4)Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своём высоком креслице. (5)Уже поздно, давно выпил свою вечернюю чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. (6)Maman говорит с кем-нибудь, и звуки голоса её так сладки, так приветливы. (7)Одни звуки эти так много говорят моему сердцу!

(8)Отуманенными дремотой глазами я пристально смотрю на её лицо, и вдруг она сделалась вся маленькая, маленькая – лицо её не больше пуговки. (9)Но оно мне всё так же ясно видно: вижу, как она улыбнулась мне. (10)Мне нравится видеть её такой крошечной. (11)Я прищуриваю глаза ещё больше, и она делается ещё меньше. (12)Но я пошевелился – и очарование разрушилось. (13)Я суживаю глаза, поворачиваюсь, всячески стараюсь возобновить его, но напрасно. (14)Я встаю, с ногами забираюсь и уютно укладываюсь на кресло.

– (15)Ты опять заснёшь, Николенька, – говорит мне maman, – ты бы лучше шёл наверх.

– (16)Я не хочу спать, maman, – ответишь ей, и неясные, но сладкие грёзы наполняют воображение, здоровый детский сон смыкает веки, и через минуту забудешься и спишь до тех пор, пока не разбудят.

(17)Чувствуешь, бывало, впросонках, что чья-то нежная рука трогает тебя; по одному прикосновению узнаёшь её и ещё во сне невольно схватишь эту руку и крепко, крепко прижмёшь её к губам.

(18)Все уже разошлись; одна свеча горит в гостиной; maman сказала, что сама разбудит меня. (19)Это она присела на кресло, на котором я сплю, своей чудесной нежной ручкой провела по моим волосам, и над ухом моим звучит милый знакомый голос: «Вставай, моя душечка: пора идти спать».

(20)Ничьи равнодушные взоры не стесняют её: она не боится излить на меня всю свою нежность и любовь. (21)Я не шевелюсь, но ещё крепче целую её руку.

– (22)Вставай же, мой ангел.

(23)Она другой рукой берёт меня за шею, и пальчики её быстро шевелятся и щекочут меня. (24)В комнате тихо, полутемно; мамаша сидит подле самого меня; я слышу её голос. (25)Всё это заставляет меня вскочить, обвить руками её шею, прижать голову к её груди.

(26)Она ещё нежнее целует меня.(27)После этого, как, бывало, придёшь наверх и начнёшь укладываться в своём ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря: «Люблю папеньку и маменьку».

(28)Помню, завернёшься, бывало, в одеяльце; на душе легко, светло и отрадно; одни мечты гонят другие, но о чём они? (29)Они неуловимы, но исполнены чистой любовью и надеждами на светлое счастие. (30)Вспомнишь любимую фарфоровую игрушку – зайчика или собачку – уткнёшь её в угол пуховой подушки и любуешься, как хорошо, тепло и уютно ей там лежать. (31)Ещё подумаешь о том, чтобы было счастие всем, чтобы все были довольны и чтобы завтра была хорошая погода для гулянья, повернёшься на другой бок, мысли и мечты перепутаются, и уснёшь тихо, спокойно.

(32)Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? (33)Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели – невинная весёлость и беспредельная потребность любви – были единственными побуждениями в жизни?

(По Л.Н. Толстому*)

*Лев Николаевич Толстой (1828–1910) – русский писатель, мыслитель, просветитель, почётный академик Петербургской академии наук.

(1)Небо заволокло тучами, дождь печально колотил в стёкла и нагонял на душу тоску. (2)В задумчивой позе, с расстёгнутым жилетом и заложив руки в карманы, стоял у окна и смотрел на хмурую улицу хозяин городского ломбарда Поликарп Семёнович Иудин.

(3)«Ну что такое наша жизнь? — рассуждал он в унисон с плачущим небом. — (4)Что она такое? (5)Книга какая-то с массой страниц, на которых написано больше страданий и горя, чем радостей… (6)На что она нам дана? (7)Ведь не для печалей же Бог, благой и всемогущий, создал мир! (8)А выходит наоборот. (9)Слёз больше, чем смеха…»

(10)Иудин вынул правую руку из кармана и почесал затылок.

(11)«Н-да, — продолжал он задумчиво, — в плане у мироздания не было нищеты, продажности и позора, а на деле они есть. (12)Их создало само человечество. (13)Оно само породило этот бич. (14)А для чего, спрашивается, для чего?»

(15)Он вынул левую руку и скорбно провёл ею по лицу.

(16)«А ведь как легко можно было бы помочь людскому горю: стоило бы только пальцем шевельнуть. (17)Вот, например, идёт богатая похоронная процессия. (18)Шестерня лошадей в чёрных попонах везёт пышный гроб, а сзади едет чуть ли не на версту вереница карет. (19)Факельщики важно выступают с фонарями. (20)На лошадях болтаются картонные гербы: хоронят важное лицо, должно быть, сановник умер. (21)А сделал ли он во всю жизнь хоть одно доброе дело? (22)Пригрел ли бедняка? (23)Конечно, нет… мишура!»

— (24)Что вам, Семён Иваныч?

— (25)Да вот затрудняюсь оценить костюм. (26)По-моему, больше шести рублей под него дать нельзя. (27)А она просит семь; говорит, детишки больны, лечить надо.

— (28)И шесть рублей будет многовато. (29)Больше пяти не давайте. (30)Только осмотрите хорошенько, нет ли дыр и пятен...

(31)«Нда-с, так вот — жизнь. (32)За богатым катафалком тянется подвода, на которую взвалили сосновый гроб. (33)Сзади неё плетётся, шлёпая по грязи, только одна старушонка. (34)Эта старушка, быть может, укладывает в могилу сына-кормильца… (35)А спросить-ка, даст ли ей хоть копейку вот та дама, которая сидит в карете? (36)Конечно, не даст, хотя, может, выразит свои соболезнования… »

—(37)Что там ещё?

— (38)Шубку старуха принесла… сколько дать?

— (39)Мех заячий… (40)Ничего, крепка, рублей пять стоит. (41)Дайте три рубля, и проценты, разумеется, вперёд… (42)«Где же, в самом деле, люди, где их сердца? (43)Бедняки гибнут, а богачам и дела нет…»

(44)Иудин прижал лоб к холодному стеклу и задумался.

*Александр Павлович Чехов (1855–1913) – русский писатель, прозаик, публицист, старший брат Антона Павловича Чехова.