Языковые средства выразительности — задания тренировочных и диагностических работ для ЕГЭ

(1) Несколько дней шёл густой пушистый снег, покрывший на три четверти аршина и лёд, и землю. (2)Он массами лежал на деревьях и порой падал с них комьями, рассыпаясь мелкою пылью в светлом воздухе. (3) Потом ударил мороз в тридцать, тридцать пять, сорок градусов. (4) Потом на одной из станций мы уже видели замёрзшую в термометре ртуть, и нам сказали, что так она стоит несколько дней.

(5) Дорога пошла лесом, полозья скрипели; лошади то и дело фыркали, и тогда ямщик останавливался и извлекал пальцами льдины из их ноздрей... (6) Высокие сосны проходили перед глазами, как привидения, белые, холодные и как-то не оставлявшие впечатления в памяти... (7) В одном месте в глаза мне попало неожиданное впечатление: невдалеке от дороги вился тонкий дымок между валежником. (8) На пне сидел человек, и его фигура одна чернела среди общей белизны тёмным пятном... (9) Над ним со всех сторон свесились мохнатые лапы лесной заросли, вверху ещё освещённые солнцем, внизу уже охваченные сумраком наступающей ночи. (10) Зрелище это промелькнуло мимо моего неподвижного взгляда... (11) В последнее мгновение мне показалось, что фигура шевельнулась и что это имело какое-то отношение к нам, к нашему суетливому колокольчику, к нашему быстрому движению. (12) Но я не повернул головы, не повёл глазами. (13) Видение пронеслось мимо и исчезло, и впечатления плыли к сознанию застывшие, мёртвые, неподвижные, ничего в нём не будя и не шевеля воображение...

(14) Ямщик повернулся к нам и, наклонясь, стал говорить что-то, и помню, что он смеялся. (15) Но для меня это были только разрозненные звуки, точно звенели льдинки… (16) Самые слова были пусты, в них для меня в ту минуту не было никаких понятий. (17) Смех ямщика тоже не казался мне смехом и не производил на меня того впечатления, какое произвёл бы при других обстоятельствах. (18) Я просто видел неприятно-желтоватое лицо в рамке мехового малахая, два глаза с ресницами, опушёнными инеем. (19) Челюсти на этом лице двигались, рот был неприятно перекошен, и из него вылетали вместе с паром пустые звуки, как звон по стеклу… (20) Вот и всё…

(21) Короткий день давно угас, когда мы расположились на ночлег.

(22) Под шум я стал засыпать, только радуясь животною радостью при мысли, что я в избе, близко к огню, что всё то, что во мне так неприятно застыло и окоченело, — скоро должно оттаять и распуститься…

(23) И действительно, что-то «оттаяло… и распустилось…».

(24) Мне снилось, что я опять еду той же дорогой, и опять мне холодно, и опять кругом меня опушённый инеем лес, и косые лучи солнца, густые и жёлтые, уходят из этого леса, играя кое-где на стволах и мохнатых ветках… (25) Потом я увидел кучу деревьев, составлявших как бы беседку под мохнатыми ветвями, белыми от снега, и тонкий, как будто замирающий дымок, и около костра тёмную фигуру… (26) И всё это, по обычной нелогичности сна, – казалось мне острыми, колючими льдинками, попавшими мне в грудь и холодившими сердце. (27) Потом я увидел во сне Игнатовича, который рассказывал:

— (28) Вы помните, вероятно, легендарные рассказы о полярных странах средневековых путешественников.(29) Зимой слова замерзают и лежат мёрзлыми льдинами до тепла. (30) А потом оттаивают и опять становятся словами...

(31) Если понимать это, как метафору, в этом есть глубокий смысл. (32) По крайней мере, в эту минуту я вдруг вспомнил слова ямщика, которые он говорил ещё тогда, на дороге, и которые до этого времени лежали у меня где-то в глубине памяти лишёнными смысла. (33) Да, несомненно, он говорил тогда об этом человеке в лесу и о том, что он «убился» где-то на приисках и идёт пешком от станции до станции... (34) Только теперь эти слова вдруг оттаяли, и от них в груди у меня что-то мучительно заныло... (35) Я невольно застонал и раскрыл глаза. (36) Огонь в камине почти догорел. (37) На дворе всё ещё тянул ветер, надо мной наклонилось лицо моего спутника... (38) Никогда в моей жизни, ни прежде, ни после, я не видел ничего ужаснее этого лица, освещённого трепетным пламенем камина... (39) Оно было совершенно искажено выражением ужаса и как будто мучительного вопроса. (40) Нижняя челюсть его дрожала, зубы стучали, как будто от озноба...

— (41) Что такое? (42) Ради бога? — сказал я, поднимаясь.

— (43) Вы не знаете? — спросил он, глядя на меня своими угасшими и помутневшими глазами. — (44) Скажите — разве это... был только сон?

— (45) Что именно?

— (46) То, от чего вы сейчас застонали и проснулись, — сказал он резко и затем подозрительно взглянул на меня. (47) И, видя, что я не отвечаю, он всё так же подозрительно всматривался мне в лицо:

— (48) Вы не заметили там, в лесу... человека?

(49) Я промолчал и невольно отвёл глаза.

— (50) Послушайте, — заговорил он, — скажите мне что-нибудь... (51) Я ещё думаю, что это был сон... (52) Ведь не может быть, чтобы это было наяву!.. (53) Чтобы мы...

— (54) Да ведь это и был почти сон, — сказал я. — (55) Мороз так притупляет впечатления...

(56) Он сделал резкое движение и сразу сел на своём месте; глаза его странно сверкнули...

— (57) Правда?.. — сказал он жалобно и потом вдруг прибавил с какой-то дикой энергией: (58) — Не лгите! (59) Не изворачивайтесь... (60) Я тоже лгал... (61) Я знал, что это было наяву... (62) Мы все видели... все... (63) Этот человек подымался, он хотел что-то крикнуть... (64) Вы это знаете, и я знаю, и тогда знал... (65) Вы будете подыскивать оправдания... (66) Совесть замёрзла!.. (67) О, конечно, это всегда так бывает: стоит понизиться на два градуса температуре тела, и совесть замерзает... закон природы... (68) Не замерзает только соображение о своих удобствах и подлое, фарисейское лицемерие... (69) О, какая низость...

(70) Он схватил голову руками, и несколько секунд прошло в молчании.

— (71) Да встаньте же, наконец, вы... негодяй! — крикнул вдруг Игнатович с дикой враждой. — (72) Ведь мы с вами убили человека. (73) Понимаете ли вы, себялюбивое животное! (74) Хозяин, вставай... (75) Зови всех... (76) Господи боже!.. (77) Что делать, что теперь делать?..

* Владимир Галактионович Короленко (1853 — 1921) — русский писатель, журналист, прозаик и редактор, общественный деятель. Почётный академик Императорской Академии наук по разряду изящной словесности.

(1)Кажется, я был в пятом классе, когда у нас появилось сразу несколько новых молодых учителей, только что вышедших из университета. (2)Одним из первых появился Владимир Васильевич Игнатович — учитель химии. (3)Это был молодой человек, только что с университетской скамьи, с чуть заметными усиками, маленького роста, с пухлыми розовыми щеками, в золотых очках. (4)Говорил он голосом, в котором звучали тонкие, как будто детские, нотки. (5)В классе несколько робел, и лицо его часто заливал застенчивый румянец. (6)Новый учитель обращался с нами вежливо, преподавал старательно, заданное спрашивал редко, к отметкам выказывал пренебрежение, уроки объяснял, как профессор, читающий лекцию.

(7)Первым результатом его системы было то, что класс почти перестал учиться. (8)Вторым — то, что ему порой начали слегка грубить. (9)Бедный юноша, приступивший к нам с идеальными ожиданиями, вынужден был расплачиваться за общую систему, которая вносила грубость и цинизм. (10)Впрочем, это было недолго. (11)Однажды, когда класс шумел и Игнатович напрасно надрывал свой мягкий голосок, одному из нас показалось, будто он называл нас стадом баранов. (12)Другие учителя очень часто называли нас стадом баранов, а порой и хуже. (13)Но то были другие. (14)Они были привычно грубы, а мы привычно покорны. (15)Игнатович же сам приохотил нас к другому обращению.

(16)Один из учеников, Заруцкий, очень хороший, в сущности, малый, но легко поддававшийся настроениям, встал среди шумевшего класса.

—(17)Господин учитель, — сказал он громко, весь красный и дерзкий. — (18)Вы, кажется, сказали, что мы стадо баранов. (19)Позвольте вам ответить, что… в таком случае…

(20)Класс вдруг затих так, что можно было слышать пролетевшую муху.

—(21)Что в таком случае… Вы сами баран…

(22)Стеклянная колбочка, которую держал в руках Игнатович, звякнула о реторту. (23)Он весь покраснел, лицо его как-то беспомощно дрогнуло от обиды и гнева. (24)В первую минуту он растерялся, но затем ответил окрепшим голосом:

—Я этого не говорил… (25)Вы ошиблись…

(26)Простой ответ озадачил. (27)В классе поднялся ропот, значение которого сразу разобрать было трудно, и в ту же минуту прозвенел звонок. (28)Учитель вышел; Заруцкого окружили. (29)Он стоял среди товарищей, упрямо потупившись и чувствуя, что настроение класса не за него. (30)Сказать дерзость учителю, вообще говоря, считалось подвигом, и если бы он так же прямо назвал бараном одного из «старых», то совет бы его исключил, а ученики проводили бы его с горячим сочувствием. (31)Теперь настроение было недоуменно-тяжелое, неприятное…

— (32)Свинство, брат! — сказал кто-то.

—(33)Пусть жалуется в совет, — угрюмо ответил Заруцкий.

(34)Для него в этой жалобе был своего рода нравственный выход: это сразу поставило бы нового учителя в один ряд с учителями старыми и оправдало бы грубую выходку.

—(35)И пожалуется! — сказал кто-то.

—(36)Конечно! (37)Думаешь, спустит?

(38)Этот вопрос стал центром в разыгравшемся столкновении. (39)Прошло два дня, о жалобе ничего не было слышно. (40)Прошел день совета… (41)Признаков жалобы не было.

(42)На следующий урок химии Игнатович явился несколько взволнованный; лицо его было серьезно, глаза чаще потуплялись, и голос срывался. (43)Видно было, что он старается овладеть положением и не вполне уверен, что это ему удастся. (44)Сквозь серьезность учителя проглядывала обида юноши, урок шел среди тягостного напряжения. (45)Минут через десять Заруцкий, с потемневшим лицом, поднялся с места. (46)Казалось, что при этом на своих плечах он поднимает тяжесть, давление которой чувствовалось всем классом.

— (47)Господин учитель… — с усилием выговорил он среди общей тишины. (48)Веки у молодого учителя дрогнули под очками, лицо все покраснело. (49)Напряжение в классе достигло высшего предела.

—(50)Я… прошлый раз… — начал Заруцкий глухо. (51)Затем, с внезапной резкостью, он закончил:

—Я извиняюсь.

(52)И сел с таким видом, точно сказал новую дерзость. (53)Лицо у Игнатовича посветлело, хотя краска залила его до самых ушей. (54)Он сказал просто и свободно:

—Я говорил уже, господа, что баранами никого не называл.

(55)Инцидент был исчерпан. (56)В первый раз такое столкновение разрешилось таким образом. (57)«Новый» учитель выдержал испытание. (58)Мы были довольны им и — почти бессознательно — собою, потому что также в первый раз не воспользовались слабостью этого юноши, как воспользовались бы слабостью кого-нибудь из «старых». (59)Самый эпизод скоро изгладился из памяти, но какая-то ниточка своеобразной симпатии, завязавшейся между новым учителем и классом, осталась.

* Владимир Галактионович Короленко (1853—1921) — российский и украинский писатель, журналист, прозаик и редактор, общественный деятель.

(1) При имени А.С. Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. (2) В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. (3) В нём, как будто в лексиконе, заключилось всё богатство, сила и гибкость нашего языка. (4) Он более всех раздвинул ему границы и показал всё его пространство. (5) Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русской человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. (6) В нём русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла.

(7) Самая его жизнь совершенно русская. (8) Раздолье, которое всегда нравится свежей русской молодежи, отразились на его первобытных годах вступления в свет. (9) Судьба, как нарочно, забросила его туда, где границы России отличаются резкою, величавою характерностью; где гладкая неизмеримость России перерывается подоблачными горами и обвевается югом. (10) Исполинский, покрытый вечным снегом Кавказ, среди знойных долин, поразил его; он, можно сказать, вызвал силу души его и разорвал последние цепи, которые еще тяготели на свободных мыслях. (11) Его пленила вольная поэтическая жизнь дерзких горцев, их схватки, их быстрые, неотразимые набеги; и с этих пор кисть его приобрела тот широкий размах, ту быстроту и смелость, которая так дивила и поражала только что начинавшую читать Россию.

(12) Смелое более всего доступно, сильнее и просторнее раздвигает душу, а особенно юности, которая вся еще жаждет одного необыкновенного. (13) Ни один поэт в России не имел такой завидной участи, как Пушкин. (14)Ничья слава не распространялась так быстро. (15) Все кстати и некстати считали обязанностью проговорить, а иногда исковеркать какие-нибудь ярко сверкающие отрывки его поэм. (16) Его имя уже имело в себе что-то электрическое, и стоило только кому-нибудь из досужих марателей выставить его на своем творении, уже оно расходилось повсюду.

(17) Он при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, а в самом духе народа. (18) Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами. (19) Если должно сказать о тех достоинствах, которые составляют принадлежность Пушкина, отличающую его от других поэтов, то они заключаются в чрезвычайной быстроте описания и в необыкновенном искусстве немногими чертами означить весь предмет.(20) Его эпитет так отчетист и смел, что иногда один заменяет целое описание; кисть его летает. (21) Его небольшая пьеса всегда стоит целой поэмы. (22) Вряд ли о ком из поэтов можно сказать, чтобы у него в коротенькой пьесе вмещалось столько величия, простоты и силы, сколько у Пушкина.

(По Н.В. Гоголю*)

* Николай Васильевич Гоголь (1809-1852) —великий русский писатель, драматург, поэт, критик, публицист.