Лексическое значение слова — задания ЕГЭ на основе прошлых лет

(1)Кажется, я был в пятом классе, когда у нас появилось сразу несколько новых молодых учителей, только что вышедших из университета. (2)Одним из первых появился Владимир Васильевич Игнатович — учитель химии. (3)Это был молодой человек, только что с университетской скамьи, с чуть заметными усиками, маленького роста, с пухлыми розовыми щеками, в золотых очках. (4)Говорил он голосом, в котором звучали тонкие, как будто детские, нотки. (5)В классе несколько робел, и лицо его часто заливал застенчивый румянец. (6)Новый учитель обращался с нами вежливо, преподавал старательно, заданное спрашивал редко, к отметкам выказывал пренебрежение, уроки объяснял, как профессор, читающий лекцию.

(7)Первым результатом его системы было то, что класс почти перестал учиться. (8)Вторым — то, что ему порой начали слегка грубить. (9)Бедный юноша, приступивший к нам с идеальными ожиданиями, вынужден был расплачиваться за общую систему, которая вносила грубость и цинизм. (10)Впрочем, это было недолго. (11)Однажды, когда класс шумел и Игнатович напрасно надрывал свой мягкий голосок, одному из нас показалось, будто он называл нас стадом баранов. (12)Другие учителя очень часто называли нас стадом баранов, а порой и хуже. (13)Но то были другие. (14)Они были привычно грубы, а мы привычно покорны. (15)Игнатович же сам приохотил нас к другому обращению.

(16)Один из учеников, Заруцкий, очень хороший, в сущности, малый, но легко поддававшийся настроениям, встал среди шумевшего класса.

—(17)Господин учитель, — сказал он громко, весь красный и дерзкий. — (18)Вы, кажется, сказали, что мы стадо баранов. (19)Позвольте вам ответить, что… в таком случае…

(20)Класс вдруг затих так, что можно было слышать пролетевшую муху.

—(21)Что в таком случае… Вы сами баран…

(22)Стеклянная колбочка, которую держал в руках Игнатович, звякнула о реторту. (23)Он весь покраснел, лицо его как-то беспомощно дрогнуло от обиды и гнева. (24)В первую минуту он растерялся, но затем ответил окрепшим голосом:

—Я этого не говорил… (25)Вы ошиблись…

(26)Простой ответ озадачил. (27)В классе поднялся ропот, значение которого сразу разобрать было трудно, и в ту же минуту прозвенел звонок. (28)Учитель вышел; Заруцкого окружили. (29)Он стоял среди товарищей, упрямо потупившись и чувствуя, что настроение класса не за него. (30)Сказать дерзость учителю, вообще говоря, считалось подвигом, и если бы он так же прямо назвал бараном одного из «старых», то совет бы его исключил, а ученики проводили бы его с горячим сочувствием. (31)Теперь настроение было недоуменно-тяжелое, неприятное…

— (32)Свинство, брат! — сказал кто-то.

—(33)Пусть жалуется в совет, — угрюмо ответил Заруцкий.

(34)Для него в этой жалобе был своего рода нравственный выход: это сразу поставило бы нового учителя в один ряд с учителями старыми и оправдало бы грубую выходку.

—(35)И пожалуется! — сказал кто-то.

—(36)Конечно! (37)Думаешь, спустит?

(38)Этот вопрос стал центром в разыгравшемся столкновении. (39)Прошло два дня, о жалобе ничего не было слышно. (40)Прошел день совета… (41)Признаков жалобы не было.

(42)На следующий урок химии Игнатович явился несколько взволнованный; лицо его было серьезно, глаза чаще потуплялись, и голос срывался. (43)Видно было, что он старается овладеть положением и не вполне уверен, что это ему удастся. (44)Сквозь серьезность учителя проглядывала обида юноши, урок шел среди тягостного напряжения. (45)Минут через десять Заруцкий, с потемневшим лицом, поднялся с места. (46)Казалось, что при этом на своих плечах он поднимает тяжесть, давление которой чувствовалось всем классом.

— (47)Господин учитель… — с усилием выговорил он среди общей тишины. (48)Веки у молодого учителя дрогнули под очками, лицо все покраснело. (49)Напряжение в классе достигло высшего предела.

—(50)Я… прошлый раз… — начал Заруцкий глухо. (51)Затем, с внезапной резкостью, он закончил:

—Я извиняюсь.

(52)И сел с таким видом, точно сказал новую дерзость. (53)Лицо у Игнатовича посветлело, хотя краска залила его до самых ушей. (54)Он сказал просто и свободно:

—Я говорил уже, господа, что баранами никого не называл.

(55)Инцидент был исчерпан. (56)В первый раз такое столкновение разрешилось таким образом. (57)«Новый» учитель выдержал испытание. (58)Мы были довольны им и — почти бессознательно — собою, потому что также в первый раз не воспользовались слабостью этого юноши, как воспользовались бы слабостью кого-нибудь из «старых». (59)Самый эпизод скоро изгладился из памяти, но какая-то ниточка своеобразной симпатии, завязавшейся между новым учителем и классом, осталась.

* Владимир Галактионович Короленко (1853—1921) — российский и украинский писатель, журналист, прозаик и редактор, общественный деятель.

(1) Софья Ивановна, как я её после узнал, была одна из тех редких немолодых женщин, рождённых для семейной жизни, которым судьба отказала в этом счастии и которые, вероятно, вследствие этого отказа весь тот запас любви, который так долго хранился, рос и креп в их сердце для детей и мужа, решаются вдруг изливать на некоторых избранных. (2) И запас этот у старых девушек такого рода бывает так неистощим, что, несмотря на то, что избранных много, еще остается много любви, которую они изливают на всех окружающих, на всех добрых и злых людей, которые только сталкиваются с ними в жизни.

(3) Есть три рода любви: 1) Любовь красивая, 2) Любовь самоотверженная и 3) Любовь деятельная.

(4) Я говорю про любовь к человеку, которая, смотря по большей или меньшей силе души, сосредоточивается на одном, на некоторых или изливается на многих, про любовь к матери, к отцу, к брату, к детям, к товарищу, к подруге, к соотечественнику, про любовь к человеку.

(5) Любовь красивая, как правило, заключается в любви красоты самого чувства. (6) Для людей, которые так любят,— любимый предмет любезен только настолько, насколько он возбуждает то приятное чувство, сознанием и выражением которого они наслаждаются. (7) Люди, которые любят красивой любовью, очень мало заботятся о взаимности, как о обстоятельстве, не имеющем никакого влияния на красоту и приятность чувства. (8) Они часто переменяют предметы своей любви, так как их главная цель состоит только в том, чтоб приятное чувство любви было постоянно возбуждаемо. (9) Для того чтобы поддержать в себе это приятное чувство, они постоянно в самых изящных выражениях говорят о своей любви как самому предмету, так и всем тем, кому даже и нет до этой любви никакого дела..

(10) Второго рода любовь — любовь самоотверженная, заключается в любви к процессу жертвования собой для любимого предмета, не обращая никакого внимания на то, хуже или лучше от этих жертв любимому предмету. (11) Им все равно, хорошо ли вы ели, хорошо ли спали, весело ли вам, здоровы ли вы, и они ничего не сделают, чтоб доставить вам эти удобства, ежели они в их власти; но стать под пулю, броситься в воду, в огонь, зачахнуть от любви — на это они всегда готовы, ежели только встретится случай. (12) Кроме того, люди, склонные к любви самоотверженной, бывают всегда горды своею любовью, взыскательны, ревнивы, недоверчивы и, странно сказать, желают своим предметам опасностей, чтоб избавлять от них, несчастий, чтоб утешать, и даже пороков, чтоб исправлять от них.

(13) Третий род — любовь деятельная, заключается в стремлении удовлетворять все нужды, все желания, прихоти, даже пороки любимого существа. (14) Люди, которые любят так, любят всегда на всю жизнь, потому что чем больше они любят, тем больше узнают любимый предмет и тем легче им любить, то есть удовлетворять его желания. (15) Люди эти любят даже пороки любимого существа, потому что пороки эти дают им возможность удовлетворять еще новые желания.(16) Они ищут взаимности, охотно даже обманывая себя, верят в нее и счастливы, если имеют ее; но любят всё так же даже и в противном случае и не только желают счастия для любимого предмета, но всеми теми моральными и материальными, большими и мелкими средствами, которые находятся в их власти, постоянно стараются доставить его.

(17) И вот эта-то деятельная любовь к своему племяннику, племяннице, к сестре, светилась в глазах, в каждом слове и движении Софьи Ивановны.

(18) Только гораздо после я оценил вполне Софью Ивановну, но и тогда мне пришел в голову вопрос: почему Дмитрий, старавшийся понимать любовь совершенно иначе, чем обыкновенно молодые люди, и имевший всегда перед глазами милую, любящую Софью Ивановну, вдруг страстно полюбил непонятную Любовь Сергеевну и только допускал, что в его тетке есть тоже хорошие качества.

*Лев Николаевич Толстой (1828-1910) — русский писатель, мыслитель, публицист, классик мировой литературы.

(1) Мне хотелось бы на прощание (в мои годы всякое свидание с людьми есть прощание) вкратце сказать вам, как, по моему понятию, надо жить людям для того, чтобы жизнь наша не была злом и горем, какою она теперь кажется большинству людей, а была бы тем благом и радостью, какою она и должна быть.

(2) Всё дело в том, как понимает человек свою жизнь. (З)Если понимать свою жизнь так, что она дана мне, Ивану, Петру, Марье, чтобы добыть как можно больше всяких радостей, удовольствий, счастья этому «я», Ивану, Петру, Марье, то жизнь всегда и для всех будет несчастна и озлобленна.

(4) Несчастная и озлобленная жизнь будет потому, что всего, чего хочется для себя одному человеку, хочется и всякому другому. (5) А так как каждому хочется всякого добра как можно больше для себя и добро это одно и то же для всех людей, то добра этого для всех всегда недостаёт. (6) И если люди живут каждый для себя, то не миновать им отнимать друг у друга, бороться, злиться друг на друга, и от этого жизнь их не бывает счастливою. (7) Если временами люди и добудут себе того, чего им хочется, то им всегда мало, и они стараются добыть всё больше и больше и, кроме того, ещё и боятся, что у них отнимут то, что они добыли, и завидуют тем, которые добыли то, чего у них нет.

(8) Так что если люди понимают свою жизнь каждый в своём теле, то жизнь таких людей не может не быть несчастною. (9) Такая она и есть теперь для всех таких людей. (10) А такою, то есть несчастною, жизнь не должна быть. (11) Жизнь дана нам на благо, и так мы все и понимаем жизнь. (12) Для того же, чтобы жизнь была такою, людям надо понимать, что жизнь наша настоящая никак не в нашем теле, а в том духе, который живёт в нашем теле, и что благо наше не в том, чтобы угождать и делать то, чего хочет тело, а в том, чтобы делать то, чего хочет этот дух один и тот же, живущий в нас так же, как и во всех людях. (13) Хочет же этот дух блага себе, духу.

(14) А так как дух этот во всех людях один и тот же, то и хочет он блага всем людям.

(15) Желать же блага всем людям значит любить людей. (16) Любить же людей никто и ничто помешать не может; а чем больше человек любит, тем жизнь его становится свободнее и радостнее.

(17) Так что выходит, что угодить телу человек, сколько бы он ни старался, никогда не в силах, потому что то, что нужно телу, не всегда можно добыть, а если добывать, то надо бороться с другими. (18) Угодить же душе человек всегда может, потому что душе нужна только любовь, а для любви не нужно ни с кем бороться; не только не нужно бороться с другими людьми, а напротив, чем больше любишь, тем больше с ними сближаешься. (19) Так что любви ничто помешать не может, и всякий человек чем больше любит, тем всё больше и больше не только сам делается счастливым и радостным, но и делает счастливыми и радостными других людей.

(20) Так вот это-то, милые братья, мне хотелось сказать вам на прощание, сказать то, чему учили вас все мудрецы мира: что жизнь наша бывает несчастна от нас самих, что та сила, которая послала нас в жизнь и которую мы называем Богом, послала нас не затем, чтобы мы мучились, а затем, чтобы имели то самое благо, какого мы все желаем, и что не получаем мы это предназначенное нам благо только тогда, когда понимаем жизнь не так, как должно, и делаем не то, что должно.

(21) А то мы жалуемся на жизнь, что жизнь наша плохо устроена, а не думаем того, что не жизнь наша плохо устроена, а что делаем мы не то, что нужно.

(22) А это всё равно, как если бы пьяница стал жаловаться на то, что спился он оттого, что много завелось трактиров и кабаков, тогда как завелось много трактиров и кабаков только оттого, что много развелось таких же, как он, пьяниц.

(23) Жизнь дана людям на благо, только бы они пользовались ею, как должно ею пользоваться. (24) Только бы жили люди не ненавистью друг к другу, а любовью, и жизнь была бы неперестающим благом для всех.

*Лев Николаевич Толстой (1828-1910) — писатель, классик русской литературы.