Смысловая и композиционная целостность текста — задания для подготовки к ЕГЭ

(1) Слепой лежал тихо, сложив на груди руки и улыбаясь. (2) Оберегая нервы Рабида, профессор не сказал ему, что операция удалась, что он, безусловно, станет вновь зрячим. (3) Какой-нибудь десятитысячный шанс на неудачу мог обратить всё в трагедию.

(4) Среди мучительного напряжения, ожидания и всяких предположений Рабид услышал голос подходящей к нему Дэзи Гаран. (5) Это была девушка, служившая в клинике; часто в тяжёлые минуты Рабид просил её положить ему на лоб свою руку. (6) И теперь он с удовольствием ожидал, что эта маленькая дружеская рука слегка прильнёт к его онемевшей от неподвижности голове.

(7) Когда она отняла руку, он, так долго смотревший внутрь себя и научившийся безошибочно понимать движения своего сердца, понял ещё раз, что главным его страхом за последнее время стало опасение никогда не увидеть Дэзи. (8) Ещё когда его привели сюда и он услышал стремительный женский голос, распоряжавшийся устройством больного, в нём шевельнулось отрадное ощущение нежного и стройного существа, нарисованного звуком этого голоса. (9) Это был тёплый, весёлый и близкий душе звук молодой жизни, богатый певучими оттенками, ясными, как тёплое утро. (10) Постепенно в нём отчётливо возник её образ, произвольный, как все наши представления о невидимом, но необходимо нужный ему. (11) Разговаривая в течение трёх недель только с ней, подчиняясь её лёгкому и настойчивому уходу, Рабид знал, что начал любить её уже с первых дней; теперь он стремился выздороветь прежде всего ради неё.

(12) И он совершенно не знал, что эта девушка, голос которой делал его таким счастливым, думала о его выздоровлении со страхом и грустью, так как была некрасива. (13) Он был слеп, и она могла спокойно смотреть на себя его внутренним о ней представлением, которое он выражал не словами, а всем своим отношением, и она знала, что он любит её.

(14) Наступил час испытания. (15) В два счёта повязка была снята. (16) Рабид понял, что прозрел. (17) Теперь он нетерпеливо ждал, когда уйдут все люди, возвратившие ему зрение, чтобы позвать Дэзи и сказать ей всё самое главное.

(18) Узнав, что операция удалась блестяще, Дэзи вышла с улыбкой на лице и казнью в душе к дверям, за которыми всё так необычайно переменилось. (19) И, припомнив со всей быстротой последних минут многие мелочи их встреч и бесед, она поняла, что он точно любил её. (20) Коснувшись двери, она помедлила и открыла её. – (21) Кто вы? – вопросительно улыбаясь, спросил Рабид.

– (22) Правда, я как будто новое существо для вас? – сказала она, мгновенно возвращая ему звуками голоса всё их короткое, таящееся друг от друга прошлое.

(23) В его чёрных глазах она увидела нескрываемую, полную радость, и страдание отпустило её. (24) Не произошло чуда, но весь её внутренний мир, вся её любовь, страхи, самолюбие и отчаянные мысли и все волнения последней минуты выразились в такой улыбке залитого румянцем лица, что вся она, со стройной своей фигурой, казалась Рабид звуком струны, обвитой цветами. (25) Она была хороша в свете любви.

– (26) Теперь, только теперь, – сказал Рабид, – я понял, почему у вас такой голос, что я любил слышать его даже во сне.

(27) В этот момент его, рождённое тьмой, точное представление о ней было и осталось таким, какого не ожидала она.

*Александр Грин (1880 – 1932) – русский писатель-прозаик, поэт, создатель вымышленной страны, в которой происходит действие многих его произведений, в том числе самых известных романтических книг – «Бегущая по волнам» и «Алые паруса».

(1)Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! (2)Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? (3)Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений…

(4)Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своём высоком креслице. (5)Уже поздно, давно выпил свою вечернюю чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. (6)Maman говорит с кем-нибудь, и звуки голоса её так сладки, так приветливы. (7)Одни звуки эти так много говорят моему сердцу!

(8)Отуманенными дремотой глазами я пристально смотрю на её лицо, и вдруг она сделалась вся маленькая, маленькая – лицо её не больше пуговки. (9)Но оно мне всё так же ясно видно: вижу, как она улыбнулась мне. (10)Мне нравится видеть её такой крошечной. (11)Я прищуриваю глаза ещё больше, и она делается ещё меньше. (12)Но я пошевелился – и очарование разрушилось. (13)Я суживаю глаза, поворачиваюсь, всячески стараюсь возобновить его, но напрасно. (14)Я встаю, с ногами забираюсь и уютно укладываюсь на кресло.

– (15)Ты опять заснёшь, Николенька, – говорит мне maman, – ты бы лучше шёл наверх.

– (16)Я не хочу спать, maman, – ответишь ей, и неясные, но сладкие грёзы наполняют воображение, здоровый детский сон смыкает веки, и через минуту забудешься и спишь до тех пор, пока не разбудят.

(17)Чувствуешь, бывало, впросонках, что чья-то нежная рука трогает тебя; по одному прикосновению узнаёшь её и ещё во сне невольно схватишь эту руку и крепко, крепко прижмёшь её к губам.

(18)Все уже разошлись; одна свеча горит в гостиной; maman сказала, что сама разбудит меня. (19)Это она присела на кресло, на котором я сплю, своей чудесной нежной ручкой провела по моим волосам, и над ухом моим звучит милый знакомый голос: «Вставай, моя душечка: пора идти спать».

(20)Ничьи равнодушные взоры не стесняют её: она не боится излить на меня всю свою нежность и любовь. (21)Я не шевелюсь, но ещё крепче целую её руку.

– (22)Вставай же, мой ангел.

(23)Она другой рукой берёт меня за шею, и пальчики её быстро шевелятся и щекочут меня. (24)В комнате тихо, полутемно; мамаша сидит подле самого меня; я слышу её голос. (25)Всё это заставляет меня вскочить, обвить руками её шею, прижать голову к её груди.

(26)Она ещё нежнее целует меня.(27)После этого, как, бывало, придёшь наверх и начнёшь укладываться в своём ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря: «Люблю папеньку и маменьку».

(28)Помню, завернёшься, бывало, в одеяльце; на душе легко, светло и отрадно; одни мечты гонят другие, но о чём они? (29)Они неуловимы, но исполнены чистой любовью и надеждами на светлое счастие. (30)Вспомнишь любимую фарфоровую игрушку – зайчика или собачку – уткнёшь её в угол пуховой подушки и любуешься, как хорошо, тепло и уютно ей там лежать. (31)Ещё подумаешь о том, чтобы было счастие всем, чтобы все были довольны и чтобы завтра была хорошая погода для гулянья, повернёшься на другой бок, мысли и мечты перепутаются, и уснёшь тихо, спокойно.

(32)Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? (33)Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели – невинная весёлость и беспредельная потребность любви – были единственными побуждениями в жизни?

*Лев Николаевич Толстой (1828 – 1910) – русский писатель, мыслитель, просветитель, почётный академик Петербургской академии наук.

(1)Малиновые горы — один из лучших уголков среднего Урала. (2)Нынешнее название они получили благодаря тому, что по увалам и россыпям растёт в особенном изобилии малина. (3)И какая малина — сравнить нельзя с лесной. (4)Правда, она мельче лесной, но, вызревая на солнце, эта горная малина приобретает особенный вкус.

(5)С Малиновых гор открывается единственный в своём роде вид. (6)Одних горных озёр можно насчитать до сотни, что придаёт картине совершенно особенный характер, точно горами прикрыто какое-то подземное море. (7)Горные озёра отличаются своей глубиной, красиво разорванной береговой линией, массой островов, прозрачной водой и тем, наконец, что почти все они соединены между собой протоками и составляют один громадный резервуар, из которого берут воду уходящие в степь реки. (8)Степные озёра, наоборот, имеют в большинстве случаев овальную форму, они мелки, вода в них буроватая, между собой они не соединены и никаких истоков не дают, за очень редкими исключениями. (9)Вообще цепь горных озёр составляет главную красоту восточного склона Урала, являясь в то же время неистощимым запасом живой силы.

(10)Никто не знал так Малиновых гор, как старый Сохач. (11)Для него они были чем-то живым. (12)Перед ненастьем горы задумывались, к ветру по вечерам они окрашивались розовым отблеском, зимой одевались в белую пушистую шубу, а весной покрывались пёстрым зелёным нарядом. (13)Сохач верил, что горы разговаривают между собой, и он сам слышал глухой гул от этих разговоров, особенно когда прокатится буйная молодая гроза, вся радостная, сверкающая, полная таинственной силы. (14)А после такой грозы, когда выглянет солнце, разве горы не улыбались? (15)Всё жило кругом удесятерённой жизнью и притягивало к себе жизнь, и всё было неразрывно связано между собой. (16)А весна? (17)Разве это не молодость, безумно тратившая избыток сил направо и налево? (18)Разве эта молодость не жила тысячами голосов, весёлой суматохой и торопливой погоней за своим молодым счастьем? (19)И вода была живая, и лес, и каждая былинка, и каждая капля дождя, и каждый солнечный луч, и каждое дыхание ветерка... (20)Везде творилась какая-то громадная и чудная тайна, везде вершилась какая-то великая правда жизни, и везде было непрерывавшееся чудо, окрылённое облаками, глядевшее тысячами глаз-звёзд, переливавшееся мерцанием летних зарниц, напоённое изумительным ароматом горных цветов. (21)Разве травы не шептались между собой? (22)Разве вода не разговаривала бесконечной волной? (23)Разве по ночам не засыпало всё: и горы, и вода, и лес? (24)Сохач просиживал у своей избушки весенние ночи напролёт, слушал, смотрел и плакал от умиления, охваченный восторженным чувством. (25)Если бы другие могли понимать, как всё хорошо, как всё справедливо и как человек мал и ничтожен пред окружающим его со всех сторон величием жизни! (26)Он мог только чувствовать и не умел рассказать.

(27)Для Сохача весна начиналась с первой проталинкой, появлявшейся где-нибудь на солнечном угреве. (28)Как только выглянула такая проталинка — всё и пошло: рябчики с ольховых зарослей уходят в ельники, куропатка начинает менять белое зимнее перо на красное летнее, по ранним утренним зорям слышится в глухом лесу любовное бормотанье глухаря. (29)Тогда же начинают линять зайцы, волки забиваются в глухую лесную чащу, выходит из берлоги медведь, дикие козы любят поиграть на солногревах. (30)Всё живет, всё хочет жить, всё полно радостной весенней тревоги. (31)По озёрам тоже идёт своя работа: стоит ещё лёд, а рыба уже поднимается с глубоких зимних мест, ищет прорубей и полой воды, рвётся к устьям горных речонок. (32)Налим, щука, окунь, плотва — все почуяли приближающуюся весну. (33)Так было всегда, так будет, и так же было сейчас. (34)Вместе с весной у Сохача начинались и волнения, особенно по ночам. (35)Выйдет старик из избы ночью и стоит. (Зб)Тихо-тихо кругом, и вдруг прокатится по горам выстрел.

—(37)Тарас Семёныч глухаря застрелил, — думает вслух старик и качает головой. — (38)Ах, нехорошо!

(39)Иногда выстрелы повторялись — это значило, что Тарас Семёныч бьёт тетеревов на току. (40)Нет жалости у Тараса Семёныча...

—(41)В этакое-то время бить птицу, когда она радуется, — укоряет его Сохач. — (42)Ну, есть у тебя стыд? (43)Ах, Тарас Семёныч... (44)Ты поглядел бы на себя-то: зверь зверем! (45)Настоящий волк... (46)Скоро на людей будешь бросаться.

—(47)А что я буду с тобой разговаривать? (48)Тебе с твоими-то разговорами прямо надо в монастырь идти...

—(49) Монастырь-то ведь не стены, а душа. (50)И ты ведь тоже очувствуешься когда-нибудь.

—(51) Очувствуюсь?..

—(52) Непременно... (53)Иначе нельзя.

—(54) По какой такой причине?

—(55) А по той самой, что так и жить нельзя... (56) Какую ты птицу теперь бьёшь? (57) Она зимовала, натерпелась холоду и стужи, дождалась тепла, а ты её и слопал... (58) Ты будешь лопать, я буду лопать, все другие прочие будут лопать — что же тогда будет-то?

(59) Сохач смотрел на всё кругом, как на своё собственное хозяйство, и считал себя ответственным за каждую убитую птицу. (60) Божья тварь всякая птица, и за неё придётся дать ответ.

*Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852 — 1912 гг.) — русский прозаик и драматург.